Темнеет в Таиланде быстро. Сразу же после клинча. Объясняю: обычно заключительная часть тренировки посвящена работе в клинче. Заползаешь на ринг – еще светло, выползаешь с ринга после клинча – уже темно. Тихим тайским вечером сижу на краю ринга, никого не трогаю, примус починяю (с) сматываю бинты. На бетонную площадку перед лагерем влетает потрепанный грузовичок, кузов которого приспособлен для перевозки пассажиров.
Судя по всему, процесс переоборудования грузовика в пассажирский пикап занял минут 30: сначала срезали все то, что торчало над платформой, затем на платформу приварили металлические стойки, на стойки накидали досок, часть отрезанного ранее водрузили назад в виде крыши.
Из кабины выпрыгивает владелец лагеря Пон и дробной рысью бежит ко мне: «Hey, you! You go fight!» (далее все диалоги, проводившиеся на смеси тайского, английского, с превалированием языка жестов и пиктографической письменности шошонов, с целью экономии времени и бумаги, представлены на русском языке).
— В смысле, Пон?
— Драться едешь!
— Ты чего, в сосну упоролся? Какой драться? Восемь часов тренировок сегодня, какие драки?
— Да все ОК, надо драться, поехали!
В мутированный пикап каким-то непонятным образом набивается около двадцати тайцев, пара-тройка взрослых бойцов и куча пацанят. Я в пикапе занимаю три стандартных взрослых тайских места. Владелец лагеря Пон едет в кабине, пару тренеров, сопровождающих нашу бригаду, прицепились к подножке пикапа. Остальная братва плотно, как кильки в банке, забилась в кузове «лимузина». Ехали на место проведения боев больше часа, где-то заблудились, возвращались и искали дорогу. По дороге у меня в голове проносились красочные картины грядущего боя в духе ванн Даммовского «Кикбоксера»: вот здоровенный таец ударом локтя пробивает мне височную кость, в следующем эпизоде этот же таец ударом колена ломает мне позвоночник, промелькнули картинки с похоронной процессией, уныло плетущейся к деревенскому полузаброшенному кладбищу под речитатив тайских монахов, могильная плита с эпитафией: «Глупому фарангу от благодарной публики». Стоп! Останавливаю поток всей этой дребедени, начинаю концентрироваться на вещах насущных: травмированное колено, функциональная выносливость, потенциальная тактика ведения боя, психологический настрой «всех-порву-один-останусь».
Был четверг, вроде бы и следующая за четвергом пятница — рабочий день, но в деревне, куда направлялся весь наш коллектив, проходил какой-то местный праздник. В честь чего или кого проводилось мероприятие, я так и не понял. Подъехали на стихийный паркинг, выбрались из транспортного средства, расфасовали привезенный с собой инвентарь: циновки, коробку с принадлежностями секунданта, паховые раковины, пакет с мазями и какими-то таблетками, потертые жилеты секундантов. Собравшись в стройную толпу, двинулись куда-то по главной сельской улице. По обочинам улицы расположились не менее сотни ларьков, повозок, лотков с разнообразной едой. Со всех сторон накрывает запахами, звуками традиционной и современной тайской музыки, вокруг кишат сотни людей, большинство в различной степени алкогольного опьянения. Среди всех аборигенов один единственный иностранец – я. Да, забыл сказать о том, что вся наша команда выбралась на мероприятие одетая в тематические футболки: черного цвета, на груди изображение тайского бойца, вокруг изображения – соответствующие надписи на тайском языке. Продвижение нашей толпы вызывало фурор в общей толпе. «Фаранг нак муай!» — загалдели тайцы, показывая на меня пальцем. Часть аборигенов сочла своим долгом подойти и потыкать в меня пальцем, видать проверяли – не мираж ли это в их палестинах. Убедившись, что я – не мираж, потыкавшие в меня товарищи поворачивались по сторонам, вопя нечто на своем мяукающем языке. Насколько я понял, текст приблизительно звучал как: «А фаранг-то, настоящий!» Тайцы, приехавшие со мной, активно общаясь с соплеменниками, сообщили местным, что этот фаранг является их собственностью и специально завезен на территорию деревни с целью участия в боях. Известие о настоящем фаранге, привезенного на праздник «для подраться», за несколько минут распространилось по всей территории, на которой проходили народные гуляния. Вокруг нас начала концентрироваться огромная толпа народа, но, к счастью, мы уже подошли к месту проведения боев. Именно сюда реками и ручьями со всех сторон стекались граждане отдыхающие.
Место проведения представляло собой большую лужайку, вполне возможно колхозное футбольное поле или аналог украинского сельского майдана, огражденного по периметру брезентовыми полотнищами, растянутыми на вбитых в землю палках. Вход в одном единственном месте, там же касса и наряд полиции. Вход на территорию, огражденную брезентом – платный. Зрители, желающие попасть к рингу, установленному в центральной части огражденного участка, платили 100 бат. Внутри, по периметру огражденной территории – та же масса ларьков, лотков, палаток и кибиток с различной едой и напитками.
Подходим к рингу, перед рингом с одной стороны установлены два стола и четыре ряда стульев для судей и наиболее почетных гостей. Оркестр, выдающий на подобных мероприятиях гнусавые заунывные звуки, отсутствовал. Вместо оркестра – магнитофон, усилитель и две мощные колонки.
Меня подвели к одному из столов, за которым восседала толстая тайка. На столе выложены перчатки, отдельно, аккуратной стопкой, какие-то листы формата «А-4». Как оказалось, тайка выполняла обязанности секретаря, председателя мандатной комиссии и доктора. Тайка как-то скептически осмотрела меня с ног до головы, причем, не вставая со стула, после чего, разрушив аккуратную стопку бумаги, пододвинула мне один из листов. Лист оказался какой-то анкетой, естественно на тайском языке и единственное, что я мог сделать, это взяв его в руки, полюбоваться на красивую тайскую вязь. Один из тренеров, дал мне в руки ручку и начал указывать, чего и где писать. Неожиданно выяснилось, что на тайском я писать не умею, причем вообще. Более того, мое имя и фамилия настолько ужасны, что ни один порядочный таец не в состоянии повторить это нелепое сочетание звуков. Вышли из ситуации просто: тайцы вспомнили, что монах из близлежащего монастыря, с которым я постоянно общался, называл меня «Линг» (перевод: Обезьяна.), так что в графе ФИО так и написали – Линг. Остальные графы анкеты заполнили без меня, состояние здоровья определили по внешнему виду как «Годен», после чего, отправили меня в секцию подготовки бойцов к предстоящим боям.
Секция подготовки располагалась непосредственно за рядами стульев для VIP персон и представляла собой небольшую лужайку, с относительно не сильно вытоптанной травой. На траве расстилают циновку и – вуаля! Все готово для полноценной подготовки бойца к грядущему бою. Подготовка заключается в следующем: боец ложится на циновку, а кто-то из тренеров либо товарищей натирает бойца с ног до головы специальной жидкостью, по запаху напоминающую наш родной для каждого спортсмена троксевазин. На стадионах, где регулярно проводятся бои, существуют специальные помещения, в помещениях стоят столы – более современный аналог вот такой циновки. Упомянутую выше жидкость втирают в тело, от области плеч и до голеностопа, одновременно массируя тело со всеми его запчастями. Когда-то мне рассказывали о том, что подобный массаж проводится с помощью специально приготовленных мазей и притираний, все ингредиенты которых содержаться в глубочайшей тайне и передаются из поколения в поколение под огромным секретом. Сейчас эта тайна продается в полулитровой банке за 450 бат. Легенды, которые распространяли по территории бывшего СССР «мастера», а за ними и адепты эзотерических тайных боевых искусств также говорили о том, что после натираний и массажа боец приобретает уникальные способности: он в состоянии безболезненно выдерживать удары в любую часть тела, его выносливость превышает способности беговой лошади, появляется реакция мангусты и стремительность кобры. Очередное вранье и бред! Цель подобной процедуры – разогреть и подготовить мышцы к предстоящему бою. Результат процедуры: разогретые мышцы и тело, воняющее троксевазином. Моя природная повышенная лохматость стала причиной дополнительных неудобств: чрезмерный объем потребления разогревающей жидкости и сама нательная шерсть, превратившаяся после массажа и растирания в некое подобие золотого руна. Пока один или два человека массируют бойца, тренер или его помощник бинтует руки. Когда процесс подготовки полностью завершен, не остается ничего другого, как сидеть и ждать своего боя, распространяя вокруг стойкий запах троксевазина и стараясь не прислониться натертыми частями к чему-нибудь, т.к. все мелкие части этого чего-нибудь моментально прилипают к телу.
Автор Сергей Дубов, дневник Monkey Nak Muay
