Бои начинаются с выступлений детского состава: малыши от семи-восьми лет и старше. За малышами следуют братья наши меньшие – женщины. Женский бой, даже в исполнении каких-нибудь явных коряг, имеющих посредственное отношение к муай-тай, всегда вызывает повышенный интерес тайцев. Но на первом месте, всегда стоит бой тайца против фаранга. В этот раз изюминкой и кульминацией вечера был именно я. Я раз сто поблагодарил духов этой местности за то, что раздевалку и место подготовки для бойцов устроили за рядами августейших персон. Пока меня разогревали и бинтовали, львиная часть тайцев, пришедших посмотреть бои, толпилась именно в этой части площадки, заглядывая на наш пятачок и тыкая в меня пальцем. Как говорил товарищ Сиропчик: «Я тяжеленький», а посему мое выступление являлось своего рода десертом всего мероприятия.
Я, подобно мартовскому гусю, предназначенному на заклание, вытягивал шею в поисках своего потенциального противника. На тот момент я являлся обладателем стойких 86 килограмм чистого веса и естественно попадал в категорию тяжеловесов. По закону бутерброда я ожидал появления какого-нибудь голландца или француза, в лучшем случае, америкоса. На противника тайца я не рассчитывал вообще, так как за время, проведенное в Таиланде, я не встречал среди активно выступающих бойцов представителей тяжелой весовой категории. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Где-то через час я впал в предкоматозное состояние: в голове перестали прокручиваться тактические схемы ведения поединка, стало абсолютно индифферентно, кто будет моим противником, «ставни», т.е. веки начали закрываться, голова то и дело падала на грудь. Из сомнамбулического состояния меня вывел толчок в плечо. Передо мной стоял пацан-таец, мой однолагерник, приехавший в составе нашей команды. Пацан что-то лепетал на тайском и оживленно жестикулировал, недвусмысленно тыкая пальцем в сторону ринга. Ага, «It’s show time!» На голову мне натянули потрепанный и какой-то засаленный монгкон (священная повязка, традиционно изготавливалась из 108 хлопковых шнуров, переплетенных между собой), который тут же по моей лысой башке соскользнул бы на плечи, но, к счастью, этому помешали уши, за которые он и зацепился. К рингу я подошел, сопровождаемый внушительным эскортом: владелец лагеря, два тренера и практически весь коллектив нашего лагеря, приехавший на мероприятие кто в качестве основного участника, а кто в составе группы поддержки.
На ринг я влез первым. Глашатай, т.е. «ринг-аннаунсер», находящийся не на ринге, а сидящий за судейским столом, что-то скупо мяукнул по-тайски в микрофон. «Ага, это про меня» — понял я. Сухо, скупо, как могильная эпитафия: «Родился, ел, спал, умер». Затем, видимо подражая знаменитому Майклу Бафферу, самому известному голосу мирового бокса, аннаунсер-таец гнусаво заорал в микрофон, наращивая громкость своих воплей. И тут, видимо в самом апогее глашатайского экстаза, когда публика должна была услышать имя моего противника, аннаунсер дал петуха. В результате, вместо классического объявления «а-ля Mandalay Bay», глашатай закашлялся и гомосексуальным фальцетом объявил имя моего противника. С помоста ринга было заметно, как толпу, обступившую ринг, разрезает процессия, которую возглавлял толстый мальчик, несущий в руках какой-то позолоченный горшок. Толстопуз, забавно пыхтя пробрался на ринг, презрительно глянул в мою сторону и гордо поднял над головой позолоченную ночную вазу. Толпа взорвалась восторженными воплями, оказалось, что горшок был каким-то кубком, который мой соперник завоевал в ходе своей профессиональной карьеры. За малолетним толстяком на ринг влезло человек десять, моментально устроивших в противоположном углу ринга филиал одесского «Привоза». Среди этого Броуновского движения монументально возвышался таец, голову которого венчал монгкон, а на плечах гирляндами повисли понг-малай (сплетённые цветочные венки). Мешанина из хаотически мечущихся тайцев не давала мне возможности хорошо рассмотреть своего противника. Наконец, рефери чуть ли не пинками согнал группу поддержки моего соперника с ринга и как только последний человек покинул ринг, зазвучала традиционная музыка. Отплясывать рам-муай у меня не было абсолютно никакого желания, я обошел ринг по углам, отбил челом в каждом из них, вернулся в свой угол и начал проводить сканирование своего противника. Фильм «Чужой» все видели? Вот нечто подобное плыло по рингу в ритуальном танце. Таец был на полголовы выше меня, мосластый и жилистый. Создавалось впечатление, что у этого человека с обеих сторон торчит как минимум по шесть локтей и четыре колена. «Угу, попадать в это членистоногое ногами нельзя!» — первая мысль. «Откуда они вытащили этого мутанта?» — мысль вторая. «Куда ты дебил полез?!» — мысль третья. Таец увлеченно отплясывал рам-муай, выписывая замысловатые петли и размахивая руками. Какие-то «па» эстеты от муай-тай в толпе зрителей приветствовали восторженными воплями. Наконец таец завершил ритуал и рефери дал знак подойти. Он, оживленно жестикулируя, рявкнул о том, что такое советская власть и как она борется с врагами революции. Возможно, он просто, согласно установленным правилам, напоминал о правилах ведения боя, т.е. «по ушам не бить и по голове тоже», но так как пламенная речь произносилась на тайском, я внимал только жестикуляции и интонациям. И жесты, и голос напомнили мне боевого красного командира из к/ф «Рожденная революцией», орущего о мировой гидре капитализма и необходимости свернуть ей, проклятой гидре, башку. Что-то мне подсказывало, что роль многострадальной гидры явно моя. Речь была лаконичной, секунд на пятнадцать, после этого мы с противником разошлись по углам. В углу я сложил руки в традиционном «вай», а тренер скороговоркой пробормотал формулу-молитву, снял с моей головы монгкон, я развернулся и пошел в центр ринга. Рефери бросили полотенце, которым он шустро обтер мои перчатки, затем перчатки моего противника и как-то заботливо вытер у него со лба капли пота. Тут же, как бы мимоходом махнул рукой, мол, «К барьеру!»
«Теперь сходитесь».
Хладнокровно,
Еще не целя, два врага
Походкой твердой, тихо, ровно
Четыре перешли шага….» (с)
Я уверен, что читатели моего дневника люди интеллигентные и, не отставая от известного украинского политика, сразу же узнали, чьему бессмертному перу принадлежат эти строки. Конечно же, это Рабиндранат Тагор, великий русский поэт.
Как только мы с тайцем сблизились на дистанцию удара ноги, таец первым делом на шаге нанес мне круговой удар ногой. Рефлекторно защищаюсь и отвечаю тайцу таким же «подарком» в корпус. Хрясь! Моя голень врезается в защиту противника как раз в сочленение между поднятым коленом и локтем. Ногу пробивает резкая боль. Один ноль в его пользу: на моей правой голени начинает расползаться здоровенная гематома. Ощущения подобные тому, как будто бы я ногой со всей дури влупил по березе. Таец тут же ломиться вперед, моментально «срисовав» «дырку» в моей защите бросает еще один удар ногой. Кидаю навстречу джеб, уходя немного в сторону. Нога не долетает до цели, зато голова тайца отлетает назад. Добрасываю туда правый прямой. Есть! Начинаю серию руками, таец
выбрасывает руки, выполняя накладку и блокируя мою атаку лезет в клинч. На автомате докидываю в конце серии лоу-кик. Попадаю точно в бедро. Хрясь! Очередной удар в березовое полено! Таец оттягивается назад и мне в многострадальные ребра, неоднократно сломанные ребра, «прилетает» острое как кол колено. Воздух вылетает из легких, рвусь к тайцу, он срывает мой захват за шею, но мне удается развернуть его спиной к канатам. Тут уже полноценно копытами не помашешь, не будет места. Таец умудряется из положения плотного клинча «накинуть» мне удар коленом в бедро сверху вниз, я двумя руками отжимаю ему подбородок, голова запрокидывается назад, тело зависает на канатах. Луплю коленом в ребра, тайца складывает вперед, бросаю правый прямой и левый хук. Поплыл! И тут между нами врывается рефери, оттесняя меня от тайца. Какого хрена? Рефери поворачивается ко мне, отталкивает
дальше к середине ринга, после чего невозмутимо дает команду к продолжению поединка. Дальнейшая схема боя выглядит просто и незатейливо: таец «расстреливает» меня ногами, целясь главным образом по ногам, либо лезет в клинч, где своими острыми коленями обильно окучивает меня по ребрам и бедрам. Как только таец нарывается на мои «подачи» с рук, он явно сдувается и иногда откровенно «плывет». Добить не могу, постоянно вмешивается сердобольный рефери. Клинч выматывает полностью, колени тайца сбивают дыхание. Таец проводит скручивание, я падаю: опасаюсь за коленный сустав, измочаленный в хлам за прошедшие годы. «Ээээээээй! Ооооооооооо!» — радостно вопит толпа зрителей. Ну, ясен пень, тайский Илья Муромец завалил большого злого фаранга. Очередной клинч, все мое внимание акцентировано на ногах тайца и тут – бамц! Сухой звук удара куском
дерева по дереву. «Это чего такое?» И тут резкая боль в роговом отсеке: таец «рубанул» меня локтем в надлобную часть головы. Больно, блин. Бууум! Гонг. Конец первого раунда.
Добираюсь в свой угол. Плюхаюсь на подставленный стул. Пытаюсь восстановить дыхание, мои заскакивают в ринг, один вытирает пот, другой начинает растирать ноги, при этом задирая их вверх. Ноги отбиты начисто, мышцы забиты. Понимаю, что второй раунд – последний. Напоминаю, что температура воздуха около 32, влажность процентов 90. Тренер размахивает руками и на тайском объясняет мне дальнейшую тактику ведения боя. Спасибо, друг! Тут он врубается, что из всего сказанного до меня доходит 0,0%. Показывает на локоть, потом тычет пальцем в противоположный угол, затем на меня и настойчиво повторяет: Cut! Cut! Cut! И тут я понял, что он мне рассказывал: в противоположном углу секунданты моего противника настойчиво орали своему подопечному о том, что он должен использовать локти для того, чтобы нанести мне рассечение. А там и заботливый судья вынесет решение о моей недееспособности продолжать поединок. А товарищ таец получает в свою копилку победу техническим нокаутом. Тактика проста и незатейлива: забить руками, не пуская в клинч и избегая ударов ногами.
Бууум! Второй раунд. Таец, «накаченный» тактическими схемами, бросается вперед. Встречаю двойкой, ухожу в сторону степом. Ноги не хотят не то что скакать, а даже просто ходить. Таец прорывается в клинч, локти, колени, скручивание. Блокирую локти и копыта, падаю от скрутки. Борьба в клинче забирает остатки сил. «Все, скоро сдохну окончательно!» Таец «въехав» в ситуацию бросается ко мне, немного опускает руки, пытаясь нанести очередной круговой удар ногой. И вот тут, я просто делаю шаг вперед и буквально из-под задницы выкидываю размашистый удар правой, летящий в бороду тайца по абсолютно неканонической траектории. Бумц! Бабах! Таец падает на ринг. Рефери, бросается к телу, приподнимает голову тайца. Голова безвольно мотается, глаза закатились. Нокаут.
Рефери растеряно оглядывается по сторонам, на ринг выскакивают секунданты моего противника, переваливаясь как утка, на ринг залезает «врач». Врач проводит беглый визуальный анализ поверженного тела и машет кому-то рукой. Несут носилки, хотя таец начинает слабо барахтаться, понемногу приходя в сознание. Рефери поднимает мне руку, толпа радостно орет. Хорошие люди эти тайцы. Меня били, они радовались, тайца побили – тоже радуются. Не жизнь, а праздник.
Сползаю с ринга, ковыляю к «раздевалке». Свои тайцы хлопают по спине, пацаны тыкают бутылку с водой. Сажусь на циновку, два пацана снимают с меня перчатки и разматывают бинты. Тут с толпы зрителей прорывается пожилой таец и на внятном английском говорит:
— А я тебя знаю!
— Откуда ты меня можешь знать?
— Уан секонд! – выкрикивает таец и исчезает в толпе.
Минут через пять этот товарищ возвращается в окружении небольшой толпы и начинает совать мне в руки какой-то журнал.
— Ну и что это такое?
— Возьми журнал, там твоя фотография! Смотри, смотри, это же ты, я же тебя узнал! – орет таец, приплясывая на месте и размахивая рукой, привлекая внимание окружающих нас тайцев.
Беру журнал. Какое-то спортивное издание, название на тайском. На обложке фотография, в которую тыкал таец, уверяя, что на ней изображен я.
На фотографии: Н. Валуев……
(продолжение следует….)
